Глава 1.

В королевский сад неслышимо прокрадывался вечер. Солнце уже успело зайти за горизонт, но еще не хотело прощаться с небом, и золотило его последними, мягкими лучами. Невозможно поверить, что совсем недавно в саду царила суматоха. Старенький королевский садовник отдавал приказы почище самого генерала. Сад должен блистать на празднике не меньше, чем бальная зала.
Седая борода и полуслепые глаза не мешали ему замечать малейшие признаки лени среди его новых подчиненных. Он знал назубок каждый уголок сада, ведь большинство деревьев он посадил своими руками. С приближающимся праздником в его старое тело хлынула новая жизнь. В нем нуждаются, от его работы многое зависит. Чем не причина воспрять духом. Тем более, что в последнее время судьба милостива к нему. Любимый сын садовника вернулся домой, мосле долого отсутствия.
Он согнал всех слуг, считая лакеев и дворецких. Не считаясь с их положением при дворе, садовник повелевал ими, словно он не кто иной, а сам король. У него были самые высокие стандарты ухода за зелеными кустами, нужно с любовью подстригать каждую веточку, дабы разница составляла не больше половины пальца.
Слуги проклинали его, бормоча ругательства, вспоминали всех родственников старого садовника до десятого колена. Они обращали жалобы, из-за недостатка смелости, к подстригаемым кустам.
Сын садовника помогал отцу как мог. Он работал не покладая рук на равне со всеми, и наверное лишь он один предупредил преждевременную смерть отца от рук недовольных работников. Сын садовника поспевал везде, где нужна была его помощь. Однако от его отца не укрылась некая нервозность сына. Обычно спокойный, в последнюю неделю перед празниками, он легко воспламенялся. Часто исчезал где то по вечерам, и возвращался расстроенный. Не перемолвившись с отцом ни словом, он забирался в свою кровать и крепко засыпал до утра.
Не только сын садовника волновался в предверии королевского бала. Если бы люди могли понимать язык растений, то убедились бы в том, что весь сад застыл в напряжении.
Лихорадочные приготовления к балу подходили к концу. Садовые тропинки заботливо покрылись золотистым морским песком, привезенным специально для этой цели. По веткам деревьев развешаны маленькие фонарики, ожидающие только захода солнца, для того, что бы мягким светом осветить заманчивые уголки.
Армия работящих рук перенесла свои усилия за стены дворца. Там сейчас уже эконом хватался за сердце, выкрикивая гневные приказы. Хрустальные люстры обиженно звенели, а поварята крутились под рукой у повара и получали болезненные шлепки.
Ни звука из дворцовой какофонии не доносилось в вечерний сад. Благородные олени неслышно подходили к прозрачному пруду, пили и опасливо оглядывались. Они были напуганы прошедшей неделей, но сейчас никто не покушался на их покой. Даже ветер не тревожил ни листочка.
Воздух казался совсем прозрачным, то ли от свежести весеннего вечера, то ли в предвкушении волшебства, которое очень скоро должно было произойти. Сад приготовился к нему, замирая в нетерпении. Долгожданный момент должен был наступить совсем скоро. Внимание сосредоточилось на пятачке травы за прудом. Это местечко не заметил даже бдительный взгляд садовника, знающего сад как свои пять пальцев. На первый взгляд укромная полянка казалась самой обыкновенной. Трехсотлетний дедушка дуб укрывал у своих корней нежный белый цветок.
Кончики его жемчужно-белых лепестков обрамляло чистое серебро. Глубина цветка и пестик золотом переливались в последних лучах солнца. Настоящая водяная лиллия, будто сбежавшая из соседнего пруда на сушу.
Нежно белый цветок дрожал в лучах заходящего солнца. Он предвкушал ночь и так же боялся ее. Правда в том, что цветок не являлся не лилией ни тюлпаном. С появлением третьей звезды от лепестков и листочков не останется и следа. Цветок изменится, и на свет появится его настоящая сущность.
Вокруг молчал и ветер и сад. Ни травинка не шелохнулась на полянке. Белый цветок изгибался и его зеленые листочки отчаянно колотились о землю. Казалось, что от нежных лепестков исходит тонкий звон. Лепестки росли и наливались соком, головка цветка увеличивалась, пока стебель не согнулся под его тяжестью. Белые лепестки прорезала тонкая сеть алых сосудов. Его размер превышал человеческую голову. По мере убывания солнечного света, он рос все быстрее и быстрее, его корни выступили из земли от усилия. Корни обрывались и на траву капала настоящая человеческая кровь.
Боль и волнение цветка передались дедушке-дубу, он зашелестел всеми листьями в нетерпении. По широкой сети корней весть о скором превращении распространилась по саду. Вскоре забушевала почти что полноценная буря в тихом до тех пор саду. Деревья гнулись под несуществующим ветром почти до самой земли. Но ни одна ветка не ударила по большим стеклянным окнам, ведущим в бальную залу. Ни один человек не догадывался о волшебстве, происходящем всего в одном шаге от них, за окном.
Небо потеряло красный отсвет, и темнота прокрадывалась в укромные уголки сада. Цветок впитывал в себя остатки солнечного света, выделяясь светлым пятном на темном фоне травы. Когда загорелась первая звезда, волшебство из тайного стало явным. Цветок засветился пронзительным белым светом. Он вырос до нижней ветки дуба, и пульсировал как сердце, создавая танец бликов на поляне.
На небе появилась вторая звезда, а когда засветилась третья, это стало знаком к окончательному превращению. Зеленые листья дрожали все сильнее, звон колокольчиков наполнил воздух, и лепестки в человеческий рост раскрылись. В золотой сердцевине цветка сидела, обняв колени руками, прелестная девушка. Ее окутывал шелковое белое платье, струящееся по телу, подобно морским волнам. Его края украшало тончайшее серебряное кружево. Серебряная же диадема венчала ее безупречное чело. По плечам до самой земли ниспадали густые золотые волосы.
Девушка спустила на траву одну ногу, затем вторую. Она встала, держась за дуб, покачнулась на непослушных ногах. Оглядела себя, разгладив рукав платья, удивленно пошевелила изящными пальчиками.
Красота девушки-цветка поражала своим совершенством. Ни единой морщинки не нарушало шелковистой гладкости ее лица. Ее глаза поражали глубиной, напоминая топазово-голубую бездну. Она вышла в весеннюю ночь невинной и прекрасной, словно младенец в день своего рождения. Ее нежные черты не обдувал ветер, ее хрупкое тело не знало вкуса еды - только солнечный свет и родниковую воду. Ни одна из живущих не могла сравниться с ней. И все потому, что последние пять лет она не жила.
Девушка осела на землю подле могучего дерева. Опершись на шершавую кору, она подняла лицо к небу, считая звезды. Их было ровно три.
Красавица еле слышно прошептала, тяжело вздохнув:
- Уже пятый год.
Пятый год, но никогда она не чувствовала себя столь одинокой. Так не хотела покидать уютной полянки, на которой она пробыла, как в тюрьме, последние годы. К чему стараться, биться, словно бабочка о стекло? В последнее время ее усилия не принесли ничего, кроме боли.
Девушка немного неловко поднялась на ноги. Облокотилась спиной о дерево от неожиданно нахлынувшей слабости. Сейчас, став снова человеком, она больше не могла понимать язык дуба, только чувствовала тревогу могучего дерева за нее. Как много длинных ночей она скоротала в разговорах с милым дедушкой дубом. Он помнил, какая погода была в каждый день его длинной жизни, и иногда пускался в очень скучные воспоминания, так, что его невозможно было остановить.
Девушку подкосила волна отчаянья. Уже четыре раза она пыталась разрушить проклятье, но все безрезультатно. Она законсервирована в этом цветке, неживая и совершенная, как фарфоровая кукла. Красавица боялась, что все ее усилия сегодня снова канут в лету, и утром она опять превратится в проклятое растение. Год за годом ничего не меняется. В ночь годовщины ее заклятья при появлении третьей звезды она становится человеком и остается им до первых лучей рассвета. Ее ждет сумасшедшая ночь, ей нужно успеть опробовать несколько способов снять заклятье. У нее был целый год на то, чтобы придумывать, что делать в единственную ночь, когда она могла передвигаться. Но, увы! С каждым годом оставалось все меньше надежды вернуться домой.

Продолжение романа «Лилия для Лиллиан»